Мы поговорили с тремя женщинами, которые выбрали профессии, где до сих пор привычнее видеть мужчин. Альпинистка, оперативник полиции и психолог в колонии – каждая из них рассказала о своей карьере.
СЛУШАЯ ВЫСОТУ
Альпинист-инструктор Наталья Карташова знает, что горы никогда не прощают беспечности…
– Были ли моменты, когда вы чувствовали реальную угрозу для жизни?
– Несколько раз я застревала на скале – высоко, над последней точкой страховки. Ты не можешь двинуться ни вверх, ни вниз.
В такие моменты время растягивается в бесконечность. Сначала просто страшно, потом накрывает паника. Руки начинают дрожать, ноги подгибаются… Это самое опасное состояние. В таких ситуациях я заставляю себя замереть, дышать медленно. Потом включается рациональное мышление. Оцениваешь, где можно передохнуть, как перераспределить вес, ищешь любые варианты.Однажды мы со спелеологами полезли в, казалось бы, заброшенный бункер. В годы Великой Отечественной войны там находился спецкомбинат по производству оружия. Спускались через шахты, а внизу наткнулись на действующий цех какого-то завода. Нарушить границы такого объекта – уже проблема. Сработали датчики движения, и через минуту мы увидели, как на нас бегут шесть огромных собак и два охранника с дубинками. Один схватил мою верёвку, начал раскачивать её по шахте и кричать: «Хочешь покататься? Сейчас покатаешься!» Он бил меня об стену, а потом решил натянуть верёвку и обмотать вокруг крана, чтобы я не смогла подняться. В итоге после долгой перебранки мы всё-таки договорились с охранниками и ушли. А через три года я вернулась на этот объект уже официально – сниматься в документальном фильме о заброшенных объектах времён холодной войны. Он называется «Теория заговора».
– Считаете ли вы, что женщины в альпинизме сталкиваются с особыми трудностями?
– Это вечный, больной вопрос. Я всегда хотела, чтобы друзья воспринимали меня не как женщину, а как полноценного партнёра. Но по-прежнему считается, что женщины более эмоциональны и хуже принимают решения в экстремальных ситуациях. На самом деле это миф. Я видела, как в горах теряются мужчины: холодный разум отключается, остаётся страх. Гораздо сложнее, когда мужчина слабее тебя. У него падает самооценка, он начинает обижаться, что его тащит наверх женщина. Сколько раз я вытягивала мужчин верёвками до кровавых мозолей, слушала их стоны, а потом они рассказывали всем, как им было легко и хорошо!
Но у нас, женщин, есть свой страх, самый сильный – материнский. У меня шестилетняя дочь. После её рождения я стала намного аккуратнее. Любой риск теперь всегда соизмеряется с тем, что будет с ней, если я не вернусь.
– Забавные случаи на маршрутах происходят?
– Несколько лет назад я застряла на скале, не могла дотянуться до крюка. Стою, трясусь и думаю: «Ну всё, сейчас повисну на страховке». И тут помощь приходит с неба в буквальном смысле: сверху летит человек. Оказалось, двое парней лезли выше нас, один сорвался, а второй не удержал его. Он пролетел 60 метров и повис прямо подо мной. Потом этот парень помог мне повесить крюк, так что в тот день я вылезла благодаря ангелу, который прилетел с неба.
С мужем мы познакомились в маленькой пещере Кандараки в очень сложных узких изгибах. Так получилось, что мы одновременно застряли в одном из них. Вытаскивали друг друга, плечи подставляли, вскоре поженились, родилась у нас дочь (улыбается. – Ред.).
– Природа часто преподносит сюрпризы?
– Как-то раз коза сбросила на нас огромный булыжник. Мы лезли вверх, а она спокойно гуляла по вершине. Камень упал прямо на станцию, где мы были привязаны. Случись это на секунду раньше – трагедии было бы не избежать... В Крыму козы – лучшие альпинисты, сильнее и опытнее нас.
– Какой опыт в горах стал для вас самым поучительным?
– Однажды я заблудилась на скале и оказалась в ситуации, когда пришлось лезть 30 метров без страховки. Любая ошибка – и конец. В такие моменты понимаешь, что страх – это главный враг. Если ты позволишь панике взять верх – всё. Поэтому главное правило в горах – холодный разум.
– Как справляетесь с психологическим напряжением в экстремальных условиях?
– Есть простое упражнение, которое я даю даже ученикам: нужно сознательно вызвать дрожь в теле, как будто тебя трясёт от холода. Это включает древний животный механизм, тело сбрасывает стресс. Иногда использую дыхательные техники: медленные вдохи и выдохи с задержкой. Но лучше всего помогает терпение. Нужно просто сидеть на полке хоть час, хоть два, пока не придёт спокойствие.
– Чем крымские горы отличаются от других горных массивов?
– У нас уникальный камень – мраморовидный известняк. Он прочный, тёплый, с идеально цепкими рельефами. На Кавказе или в Альпах скалы крошатся, а в Крыму ты можешь доверять каждой зацепке.
– Какая природная опасность в Крыму самая серьёзная?
– Камнепады. Когда идёшь первым по маршруту, срываешь много камней. И даже маленький камешек может убить. В этом плане Кавказ безопаснее – там тропы уже протоптаны.
– Какие маршруты посоветуете для опытных альпинистов?
– Три главные Мекки: Ай-Петри – классика советского альпинизма, длинные подходы, сложные маршруты. Форосский Кант – легендарная гора, там проходят соревнования. А Шаан-Кая – место для избранных, туда ходят единицы.
ПО ЗАКОНАМ СЕТИ
Её враги не прячутся по подворотням и не режут кошельки в толпе. Их оружие – смартфоны и ноутбуки. Алина Торбина – майор полиции, оперуполномоченный по особо важным делам отдела по борьбе с киберпреступностью МВД по Республике Крым.
– Какие дела были для вас самыми опасными? Приходилось ли применять силу или оружие?
– Каждый выход на задержание потенциально опасен. Даже если по оперативной информации преступник кажется мирным, ты никогда не знаешь, что у него в голове. У него может быть оружие, он может быть агрессивным. У нас женщины-оперативники не работают в одиночку, их всегда сопровождают спецназ либо коллеги-мужчины.
Но иногда приходилось полагаться только на себя. Один из самых неприятных моментов произошёл во время допроса в СИЗО. Обвиняемый попытался меня прижать к стене, видимо, думая, что женщина не сможет дать отпор. Хорошо, что в кабинете была тревожная кнопка: сотрудники изолятора среагировали моментально.
Был ещё случай, когда после работы за мной пошли несколько мужчин восточной внешности. В тот момент я вела дело, связанное с преступлениями выходцев из одной кавказской республики. Я быстро вернулась в отдел полиции и попросила коллег проводить меня домой. Тогда обошлось, но такие моменты всегда держат в напряжении.
– Какой случай запомнился как самый абсурдный или забавный?
– Однажды подозреваемая проговорилась на празднике. Мы вместе оказались на мероприятии, не связанном с работой, и в неформальной обстановке женщина, будучи подшофе, проболталась, что занимается организацией интимных услуг через Интернет. Конечно, в тот момент я виду не подала, но потом эта информация пригодилась в расследовании.
– Какой момент в работе заставил вас почувствовать гордость за себя?
– Когда мы расследовали уголовное дело в отношении организованной преступной группы, которая распространяла наркотики в нескольких регионах России. Мы остановили их работу и привлекли к ответственности.
– Бывают ли моменты, когда обычная деталь в разговоре становится ключом к раскрытию дела?
– Постоянно. Оперативная работа строится на мелочах. Иногда одно слово, интонация или даже пауза в разговоре могут сказать о человеке больше, чем официальные документы.
– Есть ли у вас собственные хитрости, как разговорить человека?
– Это всегда индивидуально. Перед допросом я обязательно изучаю личность: семью, увлечения, слабые места. Кто-то тает, если заговорить о детях, кто-то – о спорте или любимой музыке. Это не манипуляция, скорее психология. Часто помогает метод рисков. Объясняешь человеку, что если он не расскажет правду сейчас, то ситуация может стать для него ещё хуже. Или, наоборот, показываешь, как признание может облегчить положение.
– Как работа в полиции повлияла на вашу повседневную жизнь?
– Порой даже в очереди или транспорте замечаешь знакомые лица и невольно ловишь себя на мысли: «Интересно, встал ли он на путь исправления?» Когда с детства находишься в системе, сложно отделить рабочее от личного. Даже к мелочам относишься иначе: не нарушаешь правила дорожного движения, стараешься избегать конфликтов, не ввязываться в споры. Офицер всегда должен оставаться примером, даже когда снимает форму.
– Какие дела особенно зацепили вас эмоционально?
– Был парень, который продавал наркотики через закладки. Он хотел заработать деньги на оплату учёбы, потому что семья жила бедно, а рассрочки в институте не было. Вину он признал, раскаялся. Суд дал ему небольшой срок, и я до сих пор надеюсь, что он не вернулся на этот путь.
– Какие преступления сейчас наиболее распространены в Крыму?
– Дистанционное мошенничество и продажа наркотиков через Интернет.
– Как изменился портрет преступника в Крыму за последние 10 лет?
– Средний возраст преступников – от 18 до 40 лет. Теперь больше половины преступлений совершаются в Интернете. Карманников и квартирных воров становится меньше, а вот на дистанционное мошенничество и продажу наркотиков через закладки приходится почти каждое второе преступление.
– Правда ли, что женщины всё чаще становятся фигурантами уголовных дел?
– Мужчин по-прежнему больше, но есть сферы, где лидируют женщины. Например, порнография в Интернете или проституция. Женщины чаще вовлекаются в эти преступления, причём порой даже не осознавая всей ответственности.
– Можно ли сказать, что преступники стали хитрее?
– Однозначно. Они пользуются тем, что с рядом стран у нас сейчас нет юридических отношений. Мошенники звонят из-за границы, и привлечь их к ответственности становится сложнее.
– В чём самая большая сложность для женщин в полиции?
– Совмещать службу и материнство. Ты должна быть хорошим офицером, но при этом никто не отменяет бытовые заботы и воспитание детей. К слову, мой муж тоже оперативник, что помогает мне справляться с этой задачей.
– А как реагируют преступники на женщину-оперативника? Пользуетесь этим?
– Бывают ситуации, когда женская мягкость действительно работает лучше, чем мужская жёсткость. Особенно с родственниками подозреваемых или с другими женщинами. С мужчинами сложнее: они замкнуты, не привыкли показывать слабость.
– Есть ли у вас профессиональные суеверия?
– Обязательно прошиваем уголовные дела чёрными нитками. Считается, что, если сделать это белыми, могут возникнуть трудности.
СТРАЖ ДУШ
Мадина Осинцева – капитан внутренней службы, старший психолог психологической лаборатории СИЗО-1 УФСИН России по Крыму и Севастополю. Каждый день она работает с теми, кто преступил закон, но ещё может вернуться к нормальной жизни. За свою карьеру она успела поработать в исправительных учреждениях разных видов.
– Есть ли разница между работой с осуждёнными по разным статьям? Например, кража и тяжкие преступления?
– Для нас важнее не статья, а личность человека. Мы смотрим, как он адаптируется, какие черты характера преобладают, есть ли признаки агрессии или тревожности. Бывает, что человек совершил тяжкое преступление, но ведёт себя вежливо и уважительно. А бывает, обычная кража – а перед тобой закрытый, агрессивный человек, который отвергает любую помощь.
– С какими запросами чаще всего приходят осуждённые?
– На первом этапе мы работаем с адаптацией, помогаем человеку пережить шок от изоляции. Затем подключаются более глубокие темы: одиночество, чувство вины, страх за будущее. Агрессия – ещё одна частая проблема, особенно у мужчин. Важно вовремя её заметить и купировать. Есть даже алгоритм первичного осмотра: мы оцениваем эмоциональное состояние, риски агрессивного поведения. Для этого используются психодиагностические тесты, индивидуальные консультации, аудиовизуальное наблюдение.
– Есть ли разница в работе с мужчинами и женщинами?
– Безусловно. Женщины более эмоциональны, открыты, чаще идут на контакт, но при этом глубже переживают своё положение. Им нужен деликатный, мягкий подход. Мужчины, наоборот, чаще замкнуты, сдержанны. Многие боятся показать слабость, по-этому работа с ними идёт через логику, рациональные объяснения. Например, женщине достаточно просто поговорить – и её состояние уже улучшится. Мужчине же нужно показать конкретные шаги, как справиться с проблемой. Ещё одно различие – это одиночество. Если женщины чаще тоскуют по детям и семье, то мужчины страдают от разрыва социальных связей: друзья, работа, привычный образ жизни.
– Какой случай из вашей практики запомнился больше всего?
– Однажды я встретила бывшего осуждённого уже на свободе. Обычный ухоженный молодой человек с женой и ребёнком. Он меня узнал, подошёл, поблагодарил. Рассказал, что работает на престижной работе, живёт законопослушно.
– Встречались ли вам осуждённые, которые по-настоящему раскаивались? Как это проявляется?
– Конечно. Но раскаяние – процесс, который требует времени. Один из самых запоминающихся случаев произошёл в колонии-поселении, где я работала раньше. Осуждённая, которая долгое время употребляла наркотики, поначалу не верила, что сможет изменить свою жизнь. Мы работали по ведомственной программе для наркозависимых – через рисуночные тесты, арт-терапию, лекции о здоровом образе жизни. Она участвовала в культурно-массовых и спортивных мероприятиях, раскрыла талант в вокале. После освобождения она открыла фонд помощи наркозависимым. У неё большие планы, и возвращаться к прежней жизни она не собирается.
– Какие методы работают лучше всего в условиях колонии?
– Я предпочитаю проективные методики: рисуночные тесты, арт-терапию. Чистый лист – это как новый старт. Через рисунок человек может выразить свои переживания, даже если словами говорить о них тяжело. Часто во время рисования выплёскиваются агрессия, страх или чувство вины. Есть ещё метод аудиовизуальной терапии, когда человек слушает шум моря, леса. Это помогает успокоиться, вернуть мысли в нормальное русло.
– Осуждённые часто пытаются манипулировать психологами ради смягчения наказания?
– Однажды мужчина, осуждённый за убийство, готовился к условно-досрочному освобождению. Он всячески пытался показать, что исправился. Но есть методики, которые этого не позволят. Например, многофакторный личностный опросник, в котором используется «шкала лжи». Человека можно обмануть, а программу – нет. Итогом стало отрицательное заключение, и суд отказал в УДО.
Диана МАСЛОВА
Свежие комментарии