Мало кто решился бы в 85 отправиться впервые на родину предков. Но только не Филипп де Дуван, внук легендарного градоначальника Евпатории Семёна Дувана! Достойный продолжатель именитого караимского рода, успешный инженер и бережный хранитель исторической памяти, на девятом десятке своей насыщенной жизни он наконец посетил российский Крым.
Отбывая во Францию, Филипп Борисович пообещал рассказать соотечественникам правду о сделанном в 2014-м историческом выборе крымчан. В интервью «Крымской газете» потомок знаменитого мэра рассказал о Франции, российском Крыме и преданности русской культуре.
Милая сердцу Евпатория
– Ваши ожидания от встречи с крымчанами оправдались?
– Крымчане меня поразили своим знанием французской литературы. Некоторые её знают определённо лучше меня. Впрочем, я инженер, техник, мне простительно (улыбается. – Ред.). Отрадно, что многие жители полуострова, с которыми я здесь встретился, стараются сохранить свои исторические и культурные корни, которые утратил я. Мои предки, вся семья, переехали во Францию в 1920 году.
– Какие впечатления у вас от живого знакомства в Крыму с местами, связанными с вашими предками?
– Положительные, конечно! Да, я и раньше видел Чуфут-кале на фотографиях. Но когда ступил на эту землю, ощутил особую атмосферу.
– Как ваш отец Борис Семёнович де Дуван, родившийся в Евпатории, переживал разрыв с родиной?
– Папа скучал по Евпатории. Когда семья эмигрировала, ему было шесть лет. Как и все русские эмигранты первой волны, он всю жизнь мечтал вернуться домой. Милая сердцу Евпатория, как рассказывал мой отец, очень похожа на французский курорт Лазурный Берег, где в напрасном ожидании встречи с родиной тревожно жил и обрёл вечный покой Семён Эзрович Дуван. Дед действительно сильно любил Россию, и ему было неизмеримо тяжело справляться с непреходящей ностальгией по Евпатории, в которой он так ярко и увлечённо работал. Мои родные – папа, братья, сёстры – всегда тосковали по родине. Это очень сложное, многогранное, неизмеримое чувство потери не передать простыми словами. Эмигрантская жизнь тяжела всегда. На долю моих предков выпали войны и разные кризисы. Благо я и мои сыновья мирно жили последние семьдесят с лишним лет. А мои родители пережили Первую мировую войну, две революции 1917 года, голодомор, Вторую мировую войну (в частности, нацистскую оккупацию Парижа)… Это была трудная жизнь. Но, как и другие русские во Франции, они старались беречь традиции.
– Будучи «стопроцентным французом», как вы себя называете, можете тем не менее назвать себя русским?
– Я русский всю жизнь. Хотя мои сыновья не говорят по-русски, а жена у меня немка. Мне было невероятно приятно, что в Крыму меня встретили с необычайным радушием.
– Как-никак представитель знатной караимской фамилии…
– Но у нас есть родственные связи и с Гелеловичами (имеется в виду род купца, потомственного почётного гражданина Евпатории Моше Мордехаевича Гелеловича, 1788-1869. – Ред.), и с Бобовичами (имеется в виду род караимского купца, филантропа и мецената Симы Бобовича, 1790-1855. – Ред.). А это невероятные люди, каждый в своём деле! Надеюсь, вы знаете, о ком я говорю?
– Разумеется!
– Уважаю таких журналистов (улыбается. – Ред.). Надо всё знать и всем интересоваться. Не люблю, что теперь во Франции журналисты не могут делиться своим мнением. А когда их приглашают на ежедневные ток-шоу, так там постоянно по видеосвязи какая-нибудь украинская журналистка варит кашу…
С ног на голову
– Насколько верно, как вы считаете, представляют сейчас во французских медиа современную Россию?
– Всё переворачивают с ног на голову: мол, русские – какие-то дикие люди. И на этом фоне утверждают и то, что Франция должна усиливать санкционное давление на Россию, чтобы произошло падение российской экономики, и прочие глупости. Их по нашему телевидению, которое по тональности напоминает американское CNN, слышишь день и ночь. По десять раз на дню повторяют одно и то же. Докатились даже до того, что на ток-шоу встречают усмешками и ядовитыми комментариями видео, на которых запечатлена гибель российских солдат. Мне это всё очень неприятно.
– Казалось бы, страна высокой культуры…
– Которой больше нет. Теперь мы – собачки Америки, Байдена. Я не думаю, что Россия хочет забрать Лондон и Париж. А вот если бы Европа и Россия были союзниками, это была бы большая сила, которая сильно мешала бы Америке.
– Похоже, вы недолюбливаете Соединённые Штаты…
– Единственная вещь, связанная с Америкой и приятная мне, – это джаз! Джаз я очень люблю. Всё другое мне претит, будь то Coca-Cola или аmerican way of life («американский образ жизни», англ. – Ред.). Они всё хотят, чтобы мы жили, как они. А почему бы нам не жить так, как мы сами хотим?
– А кто из русских писателей вам близок?
– У кого-то на столе лежит Библия, которую читают каждый день. У меня такой книгой остаётся сборник рассказов Чехова. Это что-то чудесное! Вообще, Чехов – мой любимый писатель. Он способен на трёх страницах весьма полно передать атмосферу, будь то переживания людей или состояние природы. Поэтому в программу моего крымского путешествия вошло посещение Дома-музея Чехова в Ялте. На втором месте у меня Михаил Булгаков.
Кстати
Филипп Борисович, сын Бориса (младшего сына Семёна Дувана), – не первый побывавший в Крыму потомок одного из самых ярких представителей городского самоуправления Таврической губернии. В 1995-м Евпаторию в рамках торжеств по случаю 125-летия со дня рождения деда посетила Ирина Равацци (де Дуван), 1935-2019, старшая сестра Филиппа Борисовича. На родину предков она приехала с сыном Альдо Равацци. Евпаторийцы вспоминают, что Ирина Борисовна сильно расчувствовалась, когда увидела, как в городе чтят память о Семёне Эзровиче.
Алексей Вакуленко
Свежие комментарии