Выдающийся учёный Василий Шулейкин считал Крым колыбелью нового направления в науке – физики моря. Открывателю тайн океана в эти дни исполнилось 130 лет.
Над синею стремниной
Первое, что запомнил трёхлетний Василёк, – синеву крымского неба и черноморской воды. Семейство Шулейкиных чинно перемещалось по шоссе из Севастополя в сторону Ялты.
Впереди ожидало новоселье: отец, Владимир Васильевич, недавно купил дачу – оздоравливать детей. Впрочем, дача – громко сказано: скромный деревянный домик на двух хозяев.Спустя несколько лет подросший мальчуган с любопытством открывал неведомый мир Южнобережья. Одни только названия звучали как в приключенческих романах: гора Кошка, селение Симеиз, мыс Ай-Панда, Лименская бухта... Отец всячески поощрял интересы сына. Однажды отправились в шлюпочный поход. Урочище со звонким именем Кацивели поразило первозданной пустынностью. «Трава низкая, выжженная солнцем, но очень пахучая. Особенно вкусно пахли полынь и мята, – вспоминал академик. – Вот уж не думали мы все тогда, какую роль в моей жизни будет играть эта глухомань через 30 лет после того, когда мы там бегали взапуски!»
Любовь к пространству
Ещё одна памятная встреча с Крымом состоялась у Шулейкина в пору обучения в Московском реальном училище. В Севастополе побывали на военном корабле, потом двинулись на Южный берег. Восторгались, увидев панораму, что открылась с Байдарских ворот. Сильное впечатление произвёл поход на Чатыр-Даг. «После восхода солнца на Чатыр-Даге, после отблесков магниевого пламени в чатыр-дагских пещерах, после широко распахнутого горизонта Ялта кажется будничной. Но и не хочется покидать гостеприимное Чеховское училище, ширь моря, красный глаз маяка», – записывает юноша.
И спустя полвека подводит итог: «В мою жизнь вошли новые чувства: любовь к пространству, привязанность к далям. Это своего рода недуг. Оглядываясь на прожитые годы, я вижу яснее всего, что именно там, на школьной экскурсии, овладел мною недуг, вступавший в свои права всякий раз, когда работа носила меня где-нибудь между Северной землёй и Сингапуром, между Шпицбергеном и Владивостоком».
Для приручения сил природы
В мятежном 1917-м Василий закончил тогда ещё Императорское Московское техническое училище и получил диплом инженера-гидроэнергетика. Впрочем, в советскую систему координат юный спец вписался замечательно. Весной 1921 года Ленин подписал декрет о создании «Плавучего морского научного института». Тогда же учёный отправился в свою первую черноморскую экспедицию, проводил оптические измерения. Статья «О цветности моря» положила начало новой отрасли геофизики – физике моря.
Власть уделяла повышенное внимание вопросам изучения и освоения морей и прислушалась к мнению специалистов о необходимости вести наблюдения не в режиме экспедиций, а на стационарных базах. Так стараниями молодого профессора Шулейкина в 1929 году в Кацивели появилась Черноморская гидрофизическая станция. Главным преимуществом места был так называемый приглубый берег: благодаря резкому уклону волны здесь подходят к суше, не теряя важнейшего параметра – энергии. Термика, оптика, акустика и другие природные явления в этом регионе приближены к открытому океану, вынесли вердикт исследователи.
Остров науки
Сотрудники немедля приступили к обустройству станции. Жильё и службы размещались в уцелевшем в Гражданскую войну приземистом просторном доме, сложенном из дикого камня. Живописность зданию придавали мощные ветви глицинии. Удивительно, что они сохранились по сей день.
Недалеко от дома, в нескольких метрах от берега, возвышалась скала. Местоположение и конфигурация утёса позволяли обустроить на нём оригинальную лабораторию: на вершине и боковинах камня укрепили многочисленные приборы с датчиками, соединили их проводами с самописцами, установленными в бетонном бункере на берегу. Таким образом морская и воздушная стихии постоянно сообщали учёным о своём настроении.
Важный объект нарекли собственным именем – скала Приборная. В народе же укоренилось более простое название – Научка. Вот уже без малого 100 лет она верой и правдой служит геофизике и метеорологии.
Услышать голос моря
Воображение мореходов издревле будоражили истории о «летучем голландце» – корабле, внезапно брошенном экипажем. Однако факты оказались гораздо интереснее самых захватывающих легенд. Классическим примером «корабля-призрака» стала бригантина «Мария Целеста», обнаруженная в 1872 году в Атлантическом океане. Груз, личные вещи, запасы воды и пищи и даже деньги оказались на месте. Не было только людей и спасательной шлюпки. Авторитетные комиссии рассматривали несколько версий, но ни одна не нашла подтверждения.
На этот вопрос попытался ответить и Василий Шулейкин. В 1935 году он опубликовал статью с интригующим заголовком «О голосе моря». Учёный высказал предположение, что взаимодействие ветра и волн может привести к образованию в атмосфере инфразвуковых эффектов. Уже было известно о разрушительном влиянии инфразвука на организм человека. Вполне возможно, что неслышимые ухом мощные низкочастотные колебания вызвали массовый психоз и панику, вынудившие экипаж спешно покинуть судно.
Для полноты картины требовалось всесторонне изучить процесс звукообразования от вихрей, используя модель моря. Однако перспективные исследования прервала Великая Отечественная война.
Scientia est potentia
Знания академика очень пригодились в лихое время. Шулейкин разработал систему расчёта прочности ледяных переправ. Его указания помогли проложить зимой 1941-1942 годов по льду Ладожского озера Дорогу жизни – транспортную магистраль, связавшую окружённый фашистами Ленинград с Большой землёй.
Спустя всего лишь три года после окончания Великой Отечественной войны правительство выделило необходимые средства на создание Морского гидрофизического института Академии наук СССР. Василий Шулейкин возглавил первую в мире организацию, ведущую исследования по физике моря. Разорённая оккупантами станция в Кацивели – отныне Черноморский филиал НИИ – преобразилась. Один за другим строились производственные корпуса, а в 1953 году возвели невиданное сооружение, получившее в обиходе название «штормовой бассейн».
Постройка представляла собой помещение в виде кольцевидного канала, стены которого сделаны из металла и особо прочного стекла. В канал заливали воду, а мощные воздуходувы на крыше обеспечивали силу ветра, способную разогнать мёртвую зыбь до 12-балльной бури. Благодаря этому процесс зарождения и развития волн можно было изучать не в бушующем море, а в условиях лаборатории, и задавать стихии нужные параметры.
Поверил алгеброй гармонию
Океанология была в Советском Союзе вторым по приоритетности направлением после космоса, и академику Шулейкину посчастливилось трудиться в период расцвета отечественной науки. Он находил время и заниматься фундаментальными изысканиями, и писать увлекательные мемуары, и даже создавать музыку. Ещё в юношеские годы Василий Владимирович играл в студенческом симфоническом оркестре партию первой скрипки.
Коллеги дружески подтрунивали над увлечениями маэстро, подсказывая ему названия новых разделов главного труда его жизни – монографии «Физика моря»: музыка моря, лирика моря, хореография моря... А он только усмехался да привозил из Москвы в Кацивели, ставший ему за полвека вторым домом, то фисгармонию, то виолончель, то сборничек собственных стихов с проникновенными строками: «Тёплая ночь. Молодая весна. На небе – звёзд вереница несметная. Я здесь один... Нет! Со мною она – верная спутница, дума заветная». Его записи пестрят признаниями: «Ещё ближе стала музыка. Всё настойчивее звучат музыкальные фразы. Гармония просится на нотную бумагу».
Иван Коваленко, краевед. Фото автора и Виталия Ерёменко
Свежие комментарии