550 лет назад, осенью 1474 года, на берег города Кафы ступил купец Афанасий Никитин. «Открывший» Индию задолго до Васко да Гамы, первопроходец завершил в Крыму свой бестселлер «Хождение за три моря».
Ход конём
Затеянное тверским купцом предприятие поначалу ничем не отличалось от обычной торговой поездки.
Деятельный Афанасий присоединился к посольскому каравану, отправленному государем Иваном III в Шемаху, нынешний Азербайджан. Удачная экспедиция могла поправить дела, однако всё пошло наперекосяк: сначала караван ограбили разбойники, потом буря разметала суда.Возвращаться домой с пустыми руками было не в чести у купцов, и Никитин решил рискнуть: «от многих бед пошёл в Индию». Он много слышал об этой далёкой и загадочной стране, якобы усыпанной жемчугами и алмазами. Но чтобы выгодно продать, надо выгодно купить. Коммерсант навёл справки и выяснил, что за морем большой спрос на лошадей: климат в Индостане не способствует ни разведению, ни долгой жизни этих животных – главной тягловой силы в хозяйстве и ударной силы в сражении. Сказано – сделано: приобрёл породистого жеребца, погрузил его на корабль и двинулся навстречу фортуне. Она, однако же, продолжала отворачиваться: хорошо нажиться не получилось. Но упрямец продолжил искать счастье. И попутно примечать и записывать всё интересное и что может оказаться полезным.
За тридевять земель
За шесть лет странствий Афанасий прошёл Закавказье, Персию, Турцию, Индию. Первой водной преградой на пути землепроходца был Каспий, он же «море Хвалынское», второй – «море Индостанское» (Индийский океан), третьей – море Чёрное. Последнее встретило мореплавателя осенними штормами: «Выходили в море дважды, но ветер дул нам навстречу злой, не давал идти. Море перешли, да занесло нас к Балыкае, а оттуда к Токорзофу, и стояли мы тут пять дней. Божией милостью приплыл я в Кафу, за девять дней до Филиппова заговенья».
Так из глубин XV века, из пучины столетий, появляется очень краткое описание последнего отрезка грандиозного маршрута, где фигурируют искажённые, но значимые для нас топонимы, за которыми угадываются нынешние Балаклава, Гурзуф и Феодосия.
Кафу автор вспоминает дважды в связи с важным эпизодом: готовясь пересекать Чёрное море, договорился с капитаном уплатить за перевоз «золотой», а окончательно расплатиться уже по прибытии. Денег, видать, было в обрез, и Никитин возлагал все надежды на Крым, зная, что он – это уже почти родина: в Кафе имелось русское гостиное подворье и даже православный монастырь.
Люди всего света
14 ноября 1474 года корабль бросил якорь на рейде Кафы. Однако всех находящихся на борту власти определили в карантин: боялись чумы. Отбыв взаперти положенный 40-дневный срок, странник принарядился и вышел в город. Первым, что он увидел, была христианская церковь. И не беда, что служба правилась на греческом. «Богу все языки понятны», – подумал Афанасий и наконец-то, уже не опасаясь насмешек и недоумённых взглядов, осенил себя крестным знамением.
Потом побрёл искать своих. Богатая и многолюдная Кафа была «великой пристанью» – огромной перевалочной базой на перекрестье мировых торговых путей. Квартал, где проживали выходцы из Руси, располагался недалеко от цитадели, по соседству с единоверцами – греками и армянами.
Расположившись на постоялом дворе, Афанасий собрался вздремнуть, но не тут-то было. Соотечественники уже прознали, что купец вернулся из-за морей. «Невтерпёж узнать новости, – признался московит Гридя Жук. – Расскажешь, где бывал, что видал?» – «Изволь, – усмехнулся Никитин, – поведаю. Только вперёд ты мне скажи: когда домой собираетесь?»
Многие размышления
Караван на Русь собирался на весну, и в распоряжении Никитина оказался немалый промежуток времени. Не привыкший терять его попусту, Афанасий приступил к литературной обработке своих заметок. Ведь они имели краткий, зачастую обрывочный характер: поскольку во всех странах в нём подозревали то соглядатая, то тайного посланника, то найденные при иноземце подробные записи могли бы запросто привести их автора на плаху. Да и здоровьишко начало пошаливать: сказались все тяготы. Значит, надо поторопиться, успеть завершить начатое.
«Написал я грешное свое хожение за три моря», – вывел Афанасий первые слова и задумался. Перед глазами встали картины дальних и трудных странствий. Почему-то вспомнилось, ко-гда в очередной раз грабили, помимо денег и «всего хлама» отобрали и книги, которыми он особенно дорожил. Ну да что поделаешь!
Специально заведённые «тетрати» день за днём заполнялись аккуратным почерком. Коммерческая информация, что где можно сторговать, перемежалась живыми, реалистичными сообщениями о живущих в заморских краях людях, их культуре, обычаях, быте и верованиях.
Хозя Исуф
Рассказывая о своих приключениях, Афанасий запнулся: нужно ли сообщать читателям, как его прозывали в восточной стороне? Но, подумав, решительно написал: «Имя моё по-басурмански – хозя Исуф Хорасани».
Этот момент требует пояснения. Православный Никитин ни в чём не изменил своей вере: в противном случае путь на родину был бы ему заказан. Однако, понимая, что он находится в мусульманском мире, и чтобы не слишком выделяться, путешественник счёл возможным примерить иное обличье. «Хозя» – это татарская форма персидского слова «ходжа», в переводе – «почтенный, уважаемый, учёный человек». Кстати, от «хозя» произошло слово «хозяин». «Исуф» – почитаемый пророк в исламе, толкователь снов, отождествляется с библейским пророком Иосифом. «Хорасани» – прозвище, которое традиционно даётся человеку по месту его рождения, жительства, роду занятий. Надо полагать, с Хорасаном, огромной провинцией Персии, Афанасия связывали успешные торговые дела. Ну а титулом «хозя» окружающие подчёркивали своё уважение к толковому коммерсанту, умевшему найти общий язык с любым собеседником.
Вошёл в летопись
Группа купцов вместе с Афанасием покинула Кафу сразу после Пасхи 1475 года. А спустя месяц на горизонте появились боевые корабли Высокой Порты. После недолгой осады Кафа, Солдайя, Горзувиты и другие генуэзские крепости сдались на милость победителя: Турция надолго подмяла под себя Крым.
Добраться домой Никитину было не суждено: он умер в дороге. Но труд первопроходца не пропал. Его товарищи, как обещали, доставили сочинение в Москву. Василий Мамырев, высокопоставленный чиновник при Иване III, поначалу удивился, узнав, что ему принесли историю о незнаемой стране. Но, полистав рукопись, обрадовался правдивым фактам и острым наблюдениям и дал указание: поместить повествование в главный политический документ державы – летописный свод.
Выдающийся учёный Николай Карамзин, собирая материалы для книги «История государства Российского», восхищался: «Доселе географы не знали, что честь одного из древнейших описанных европейских путешествий в Индию принадлежит России Иоаннова века. В то время как Васко да Гама единственно мыслил о возможности найти путь от Африки к Индостану, наш тверитянин уже купечествовал на берегу Малабара».
Исстрадался по вере
Внимательный читатель «Хожения» обязательно обратит внимание на странную особенность, что сильно проявилась в самом конце текста. Подведя итог своему рассказу – «милостью Божию прошёл три моря», – автор, намереваясь вознести хвалу провидению за благополучное возвращение в Кафу, внезапно переходит с русского на какую-то тарабарщину: «…Дигырь худо доно, олло перводигирь доно...»
Разгадка проста: Афанасий молится. В переводе с персидского его слова звучат так: «Остальное Бог ведает, Бог – покровитель всеведущий». Пройдя почти шесть тысяч километров, переплыв три моря, отважный путешественник благодарит Всевышнего не только на родном русском, но и на татарском, таджикском, узбекском, персидском, арабском языках, которые он освоил. Таков он, тверской мужик, – подлинный гражданин мира, открытый любой культуре, и его труд – яркое произведение древнерусской литературы, написанное в многонациональном Крыму.
Иван Коваленко, краевед
Свежие комментарии