Богатую пищу для размышлений даёт дневник, который вёл во время путешествия по Крыму Василий Жуковский. Поэту-мечтателю, первому русскому романтику в этом году исполняется 240 лет...
ХРАНИ МЕНЯ, МОЙ ТАЛИСМАН
Жуковский был истинным ангелом-хранителем Александра Пушкина. Имея хорошие связи в высших кругах, мэтр неоднократно выручал молодого гения из житейских передряг. Но в роковой день дуэли обстоятельства оказались сильнее... Находясь на смертном одре, Пушкин сделал другу последний подарок – золотой перстень с камнем-печаткой. Поэт считал его талисманом, дарующим вдохновение. Тайна кроваво-красного сердолика с вырезанными на нём неведомыми письменами угадывалась в пушкинских стихах и рисунках.
Много позже историки выяснили, что кольцо имеет крымское происхождение. Но Василий Андреевич об этом ещё не догадывается. Размышляя о превратностях судьбы, он неспешно упаковывает багаж, готовясь к долгожданной встрече с Крымом. «Всего прекрасного певец» разработал свой собственный маршрут по золотому кольцу Тавриды и в 1837 году отправился изучать «воображенью край священный».
СЛОВА ПОЭТА – ДЕЛА ЕГО
«Отложенный капитал литературы». Так исследователи творчества Жуковского назвали его заметки об увиденном. Лапидарные записи ёмко отражают суть происходящего и содержат золотые россыпи мыслей. Их существенно дополняют графические этюды. Многочисленные наброски достойны называться рисованным дневником: «быстрый карандаш» запечатлел всё, заслуживающее внимания и раздумий.
Симферополь поначалу поразил пустынностью и навёл хандру: «Потерянный день». Но к завершению путешествия придирчивый странник стал более дружелюбен к столице губернии: «Базар. Цыганы. Виды. Обед у Муромцева». В Георгиевском монастыре на мысе Фиолент в альбом попросились древние деревья, а в блокнот – реплика: «Митрополит гостеприимный». В новорождённом городе Ялта писатель изображает только что освящённую элегантную церковь «премилой готической архитектуры». Находясь в имении Саблы (нынешнее село Каштановое Симферопольского района), Василий Андреевич помечает: «Приезд великого князя». Это важно: Жуковский состоял в должности наставника цесаревича и организовывал его вояж по российской глубинке. Посетив Саблы, будущий царь Александр II увидел образцовый промышленный и сельскохозяйственный центр.
ДОРОГО, НО КРАСИВО
Особое внимание Жуковский уделяет достижениям правителя Тавриды, графа Воронцова. «Чудная дорога – памятник Воронцову», – афористично комментирует влиятельный царедворец, перемещаясь по шоссе, проложенному от Симферополя через Алушту вдоль Южного берега. На Ангарском перевале он любуется «колонной Александровой» – белокаменным обелиском, где в чугуне отлито: «Дорога сия устроена в царствование императора Николая I…» Зарисовывает «Кутузовский источник» – памятник, возведённый по инициативе Воронцова близ того места, где в 1774 году в сражении с турецким десантом получил ранение подполковник Михаил Кутузов.
Несколько дней Василий Андреевич гостит в алупкинском имении Воронцова. Поэт ощущает удивительные рифмы природы: береговую линию моря повторяет гряда Ай-Петри, а между небом и волнами как будто парит здание дворца. Но для абсолютной гармонии сфер чего-то не хватает, и востроглазый Жуковский строчит: «Верхний сад весь из равняемых скал. Водопады. Аллеи. Пещеры. Нет далёких видов». Отмеченный недостаток – отсутствие перспективы – Михаил Семёнович вскоре исправил: «гору перед домом» солдаты ликвидировали. На образовавшемся склоне, обращённом в сторону моря, возвели мощные террасы, на которых появился Нижний парк. «Это дорого стоит, но я покорился, поскольку будет очень красиво», – признавался Воронцов.
ГОРЫ, УВЕНЧАННЫЕ НАРОДОМ
Неподдельный интерес проявляет Жуковский к культуре и быту народов, населяющих полуостров. Загодя он добился, чтобы его сопровождал «знающий татарский язык расторопный проводник». Путевой журнал пестрит впечатлениями от общения с крымскими татарами, караимами, греками. Гурман в восторге от национальной кухни. Например, в селении Мамут-султан (село Доброе Симферопольского района) Василий Андреевич «останавливался у Мемет-мурзы. Пил кофе. Ел пироги саурма берек. Курабье, пирожки из муки и мёда. Каймак и кебан борит на сковороде (мёд, масло)». Оживляет заметку изображение дома Мемета Крымтаева, хозяина огромной усадьбы, где была обустроена гостиница. Детально проработана украшенная резьбой веранда. С неё открывается вид на широкий двор с коновязью, над деревьями вздымается минарет, вдали угадываются просторы яйлы.
Очень понравилась исследователю «Татарская хижина в Биюк-Ламбате»: «В гостиной дивные полотенцы. На очаге казанок, на полу пшено, в алькове рябина». Описанию соответствует рисунок, делающий честь профессиональному этнографу.
ЧУДЕСНЫЙ ДАР БОГОВ
Благодаря обильным впечатлениям исподволь зреют в душе Жуковского стихи. Помните, в гомеровой «Одиссее», которую он перевёл: «В славную пристань вошли мы: её образуют утёсы, круто с обеих сторон подымаясь и сдвинувшись подле устья великими, друг против друга из тёмныя бездны моря торчащими камнями, вход и исход заграждая…» Торжественные гекзаметры созвучны строкам из дневника: «Балаклава. Между гор голых тихий залив. Плавание до дверей залива. Грозное дыхание моря».
А дальше – детали, характеризующие городок: «В нижней башне. Балки, вода, трубы, надписи. Обед. Устрицы, плацинда». Ну, если с устрицами всё понятно, то «плацинда» требует пояснения. Гурмана потчевали пирогом с начинкой из брынзы – традиционной едой местных арнаутов.
На следующий день – «переезд из Байдар в Алупку. Густой лес. Туман, его разные фазы. Солнце. Игра лучей в лесу. Разнообразие деревьев, форма стволов, мелколиственный дуб». А вот – этот же образ, но уже в форме миниатюрной элегии:
Скатившись с горной высоты, лежал во прахе дуб, перунами разбитый, а с ним и гибкий плющ, кругом его обвитый. О, Дружба – это ты!
НАПЕРЕКОР СТИХИЯМ
Любитель приключений решил испытать судьбу: из Алупки в Бахчисарай двинулся через Ай-Петри. Это сейчас ленивых возносит к небесам канатная дорога, а сторонников экзотики – извилистое шоссе. О таких достоинствах цивилизации Жуковский мог только грезить. Его путь был незнаемым: «Взъезд по крутизне. Ошибка проводника. Утёс и два вида, совершенно противоположных. Переезд через пажити, где холод и зима». Ох, как неуютно!
Но вот, наградой за преодолённые трудности, открылись взору «прелестные места с просветами на реку и утёсы при ярком освещении». А в селе Коккоз (теперешнее Соколиное) гостя радушно встретил тамошний помещик Мемет-бей Булгаков. Несмотря на усталость, Жуковский подробно записывает: «обед из: шорбы (суп), бек балык (форель), пилавы и сармы». Отогрелся, раскурил у камелька трубочку с ядрёным табачком – и думы неспешно потекли в лирическом русле, и промозглость осенней яйлы уже окутал романтический флёр:
Там, грозно раздавшись,
стоят ворота.
Мнишь: область теней
пред тобою;
Пройди их – долина,
долин красота,
там осень играет
с весною.
Приют сокровенный!
Желанный предел!
Туда бы от жизни ушёл,
улетел!
ВЕСЬ ПОЛОН ПУШКИНЫМ
Не каждой строчке свое-образного «блога» суждено было откликнуться поэтическим эхом, но часто и густо слова, подчинённые внутреннему ритму, выстраиваются в стихотворение в прозе. Вот, к примеру, «Путешествие в темноте до Бахчисарая»: «Скрып арбы. Вершинка. Тихая езда. Долина. Тополи и утёсы».
Прибыв на место, Василий Андреевич немедля отправился обозревать «Пушкина фонтан». Он помнил рассказ «Сверчка»: тот соприкоснулся с тайной «фонтана живого» именно вечером, после долгой дороги. Исполненный вдохновенья, мечтатель любуется резной беломраморной стелой уже при солнечном свете. А на следующий день, 11 сентября, отмечает в дневнике событие: «Чтение «Бахчисарайского фонтана». В тот день в городе находилась семья императора Николая I. Будучи воспитателем наследника-цесаревича, Жуковский устроил для правителей страны перформанс – инсценировку поэмы непосредственно в интерьерах Ханского дворца, организовав первый праздник пушкинского творчества.
Михаил СЕМЁНОВ. Фото автора
Свежие комментарии